Кустов

Выходной (короткий рассказ, проза)

На Васильевском, в старом дворе

Есть почти неприметная лавка

Там прохладно при летней жаре

Не увидишь толпы или давки

&nbsp;

Статуэтки, гравюры, фарфор

Веера и игральные кости

Старых скляночек полный набор

В детстве я заходил туда, в гости

&nbsp;

Там табличка, в рамке багет

&laquo;Всегда в продаже лунный свет!&raquo;

&nbsp;

Раз спросил старика &ndash; продавца

Я, сомнения зерна не сея

&laquo;Правда, свет, или то для словца?&raquo;

Отвечал он, с лицом Моисея

&nbsp;

Что не каждому в жизни дано

Видеть суть, отделяя от плевел

И добавил: &laquo;Запомни одно

Все узришь, если только поверил

&nbsp;

Вот хрустальный флакон и совет

Храни, ведь в нем твой лунный свет!&raquo;

&nbsp;

Много в жизни я ставил на кон

Падал ниц, возрождался из пепла

Но хранил тот заветный флакон

С ним душа отдыхала и крепла

&nbsp;

В нем &nbsp;мерцают три тысячи лун

В нем сугробы и жаркое лето

Ставлю старый &laquo;Дак сайд оф зе мун&raquo;

И душа наполняется светом

&nbsp;

Сквозь хрусталь, через призму всех лет

Струится этот лунный свет!

В продаже – лунный свет

Всегда же есть выбор, возможность уйти из

жизни, иль дома пустого, на пахнущий свежестью бриз,

что недавно ласкал роскошнейших дам, из отеля &laquo;Саввой&raquo;&hellip;

А ныне, распущен и бисексуален, гладит затылок твой,

хорошо, что не ниже. Я не воинствующий противник

адюльтера и гей &ndash; парадов, но когда за &laquo;полтинник&raquo;,

смешно, ради моды, &nbsp;пытаться менять свою сущность.

Вот бриз улетел к другому затылку, с надеждой навеять глупость.

Веду променад, он побег из &laquo;кутузки&raquo;,

что домом зовется.&nbsp; Где лестницы узки,

а сломанный лифт &ndash; суть броуновского движения

соседей &ndash; частиц. Касание женских, вызовет жжение

где-то в груди. Там когда-то стучало, теперь пепелище.

Начать, же, с начала, как плыть в утлой лодке с пробитым днищем&hellip;

Не знаю зачем, но пора возвращаться,

всегда же есть выбор. И, даже, когда перестанет вращаться

Земля, останусь, где вечное утро, так легче с надеждой.

Консьерж зафиксировал камерой, трезв и в одежде,

один. Да, на ночь &ndash; один, не видали урода,

еще поискать. На кладбище ночью побольше народа,

чем в доме моем, Но всегда же есть выбор&hellip;Да вот и подруга,

чьи струны спасут или станут петлей на горле, очень упругой&hellip;

Нет, все это чушь. Тяга есть к суициду, лишь, у глупой девчонки,

а во мне тяги нет, как у русской печи, с закрытой заслонкой.

И вот, снова ночь. Старый друг &ndash; потолок, виртуальным холстом

станет кисти моей. И незримым, но прочным&nbsp; мостом

мыслеформам, в коих буду искать я ответ,

так чудовищно долго и в общем-то зря&hellip; Пока не наступит рассвет.

Всегда есть выбор (верлибр)

Ушло Бабье лето, увы, &nbsp;без надежды

Невестой со свадьбы сбежав, малолеткой

Ветра же срывали с деревьев одежды

Всю ночь, напролет,&nbsp; хватая за ветки

&nbsp;

Пытаясь свалить их, насильником пьяным

На мокрый, холодный ковер листопада

И только к утру, все устали, буяня

Сбежав, хулиганом из Летнего сада

&nbsp;

Ухоженный парк стал, вдруг, &nbsp;черно &ndash; прозрачным

И взгляд, будто пуля, насквозь пролетая

Цеплялся за сиплых ворон, очень мрачных

Но наглых, решивших, что сила, есть стая

&nbsp;

Трава от морозца, блестит &laquo;ирокезом&raquo;

Как волосы панка, смешно и вульгарно

И битые лужи могут порезать

Стекляшки очков, их, остры и коварны

&nbsp;

А лето менялось &nbsp;стремительно &ndash; грустно

Нет, право, законы природы известны

Но осенью, как &ndash; то особенно пусто

И, только ли бабье оно, неизвестно

&nbsp;

Последняя песня, в преддверье финала

Последняя страсть, накануне заката

О. как постоянно, его очень мало

Но то неизбежность, увы, не расплата

&nbsp;

Выгуливал грусть, как домашнюю сучку

Ни мне, ни кому&nbsp; неизвестной породы

На небе тянулись пунктирные строчки

Тех кто, улетая, менял время года

&nbsp;

Вот грусть запросилась домой, знать почуяв

По пятому времени года поминки

Добро, мы в ответе за тех, кто приручен

Пойдем в магазин, взяв лимон и полкрынки

Уход Бабьего лета

Вскрывая вены, хочешь выпить кофе

Что б задержать процесс в горячей ванной

И осознать, все это было &laquo;пофиг&raquo;

Безденежье, болезнь, прощанье с дамой

&nbsp;

Воды цвет &ndash; отблески Шираза

Хотя в вине ни разу не купался

Вернуть бы тридцать лет назад, зараза

А по наследству б погребок достался

&nbsp;

Так, засыпая, видишь,&nbsp;&nbsp; в чем ошибки

Харон готовит весла в утлой лодке

И, вот когда, узрел богов улыбку

Услышал голос друга, после водки

&nbsp;

Да ты сумел и стены изукрасить!

Вставай, наложим швы и будем &laquo;квасить&raquo;&hellip;

СОНЕТ  «ПЕРЛЮСТРИРУЕМЫЙ»

Прополз и пропахал все Дантовы круги

Минобороны был его Вергилий

С &laquo;подствольника&raquo; стрелял, с одной руки

Неслись года, наматывались мили

&nbsp;

Он, в плащ-палатку завернув друзей

Средь скал, лишь штык-ножом, копал могилы

Их фото, письма не возьмут в музей

Прострелен с сердцем, облик чей-то милый

&nbsp;

И в Храме был, совсем не частый гость

Когда прижмёт, псалтырь читал лишь звёздам

Придя к жене, ушедшей на погост

Решил &ndash; зайду, пока ещё не поздно

&nbsp;

Купив штук двадцать тоненьких свечей

Под образа их ставил, зажигая

Ведь столько было в голове речей

Но боль пульсирует, по разуму шагая

&nbsp;

Он рухнул на колени, в уголке

Как год назад от пули, от безликой

Записку не раскрыл, зажатую в руке

А молча стал просить, смотря на лики

&nbsp;

Он вспоминал бездомных всех детей

Калек и вдов, без крова и без хлеба

Рыдающих, в безумье, матерей

С глазами ярости, смотрящими на небо

&nbsp;

Он клял матрасы жухлые больниц

Молил о стариках, живущих, как в чулане

С экранов, клял, в &laquo;Армани&raquo; сотни лиц

И даже те часы, на Патриаршей длани

&nbsp;

Он вспомнил &ndash; нефть, что кровь для россиян

А в злате, лишь купаются вампиры

И всё шептал: &laquo;Но где же ты, Мессия

Пошли любви, спокойствия и мира!&raquo;&hellip;

&nbsp;

И мысль чужая, обожгла клинком

Или прозрением, что даже не вздохнуть

&laquo;Ты просишь обо всех, и ни о ком&hellip;

Вы, люди, сами выбрали свой путь!&raquo;

Прозрение

Количество душевной теплоты

В прямой пропорции&nbsp; и к внутреннему миру

Вот прошлого столетия плоды &ndash;

Нас быдлом кличут &laquo;телеков&raquo; кумиры

&nbsp;

России не грозит пассионарность

Меняют &laquo;Ролексы&raquo;&nbsp; на патриаршей длани

И лезет в &laquo;верх&raquo; без совести бездарность

А добродетель прячется в чулане

&nbsp;

Язык иной младого поколения

Мат в вперемешку с &laquo;чо&raquo;, &laquo;не хило&raquo;, &laquo;клево&raquo;

Перед пустым углом я, на коленях&hellip;

И жалко, почему-то, Гумилева

Жаль Гумилёва

Алый закат над рекой

Алые кисти рябин

В небе пунктирной строкой

Птиц, улетающих клин

&nbsp;

Без проводов ряд столбов

Каждый из них будто пьян

Семь полусгнивших дворов

Окнами смотрят в бурьян

&nbsp;

Только на выселках дом

Все не затронула течь

И, временами, лишь в нем

Все еще теплится печь

&nbsp;

С неба, по птичьи - прощай

Птиц улетающих крик

Вслед им, от калитки, с печальной улыбкой

Смотрит, прощаясь, старик, последний в деревне старик

&nbsp;

Жизнь пронеслась без затей

Война, целина, все не счесть

От благодарных детей

Не вспомнишь последнюю весть

&nbsp;

К бабке прощаться сходил

Прям за деревней погост

Баньку себе истопил

Выпил, ведь благо не пост

&nbsp;

Вот он, заветный конверт

Что же, пора на покой

Сколько хранил его лет

На тризну &ndash; сам вывел рукой

&nbsp;

Что бы обузой ни быть

Он с малолетства привык

Курнув на крылечке, лег в чистом на печку

Со светлой улыбкой старик, последний в деревне старик

&nbsp;

Алый рассвет над рекой

Алые гроздья рябин

Над деревенькой пустой

Вожак, вдруг, застопорил клин

&nbsp;

А, из последней избы

В светлые дали спеша

Будто на волю, без страха и боли

Ввысь отлетала душа&hellip;

Последний старик

Вчера он доел последнего друга. Ведь собака -

друг человека. Когда-то их было шесть. Однако

судьба&hellip; Седьмого, ближайшего, съела гангрена

рук, отмороженных дочерна, вверх поднимаясь по венам.

С той поры прошел день или вечность, разве упомнишь.

В мозгу монотонно - &nbsp;вперёд и вперёд, под шорканье лыж.

Кожи медь лоскутами сползала. От солнца и палящего снега,

выжигающего блеском глаза и зовущего в белую негу.

Подожди, не спеши приглашать. Оба знаем, что

останусь в твоей криосфере&nbsp; навечно. И не греет ничто,

кроме мысли о том, что он вероятно так близок

к&nbsp; мечте! Сохраненный листок, карандашный огрызок

станут маленькой, тленной скрижалью последнего слова,

что услышит, узрит ледяная пустыня. Последним кровом

он выбрал её. В чьих объятиях, уже засыпая, почудится голос:

&laquo; Ты почти, что дошёл до заветной мечты, с названием Полюс!&raquo;

Первопроходцы (верлибр)

Меркнет луч, день краток так

Лишь рефрен в сознанье, рассекает сумрак

Первый снег, благодать лицу

Суета прохожих, так под стать слепцу&hellip;

&nbsp;

Бег по стёклам, колотых луж

Ноябри, так блёклы в ожиданье стуж

Осень &ndash; злюка, ночь длинна. В тиши

Вечный поиск звука и тепла души

&nbsp;

Век иль миг, мрак иль свет

Клинопись посланий не даёт ответ

Кто ты есть, чья в том власть

Тридцать третья буква, иль Вселенной часть

&nbsp;

Голос вещий стареньких струн

А в ответ две вещи, в начертанье рун

Сложная наука, так что не спеши&hellip;

Вечный поиск звука и тепла души

Вечный поиск звука

Быть может жизнь -&nbsp; синоним&nbsp; небытия,

Искра игры скучающей Вселенной

Лишь матрица и формы для литья,

Белковых тел и душ, что также тленны

&nbsp;

Мы множимся с азартом дрозофил,

Пылинками под линзой микроскопа,

Неведом смысл того, кто сотворил

И, в общем, позабыл, давно сей опыт.

&nbsp;

Я&nbsp; в Страшный суд - судье не дам отвод,

И он простит, хоть верно я агностик,

Ведь&nbsp; миром правит, тот же кукловод,

С той разницей, что вместо нитки&nbsp; джойстик.

&nbsp;

Но в Рождество, опять придут волхвы

К тому, кто нам незрим&nbsp; и вечно дорог

И круг замкнется - детство, вкус халвы

У елки &nbsp;запах мандаринных корок&hellip;&nbsp;

Размышление перед Рождеством

Наливай до краев, наливай до полна

Даже если прольешь, я твой тост не нарушу

Только выпей до дна, только вспомни меня

А потом закури, помянув мою душу

&nbsp;

Я за тысячи лет, где немеют уста

Среди тысяч таких же, обманутых в вере

Только разве то грех и, во имя Христа

И, во имя Христа, моя совесть чиста - я сгорел в &laquo;бэтээре&raquo;

&nbsp;

Я горел в городах, я горел в кишлаках

Сколько раз я горел под Кабулом и в Грозном

Кто сочтет, сколько нас было в этих рядах

Что в горячем дыму вознеслись прямо к звездам

&nbsp;

Наши души в слезах материнских сердец

Нам небесных ворот отворяются двери

Нет за нами греха, наш небесный Отец

И, во имя Христа, моя совесть чиста - я сгорел в &laquo;бэтээре&raquo;

&nbsp;

Погребальным костром кто-то руки погрел

Кто-то в нашей крови обмывает награды

Так во имя чего столько раз я горел

И сгорая, хрипел &ndash; будьте прокляты гады!

&nbsp;

Как легко обмануть и мозги &laquo;прополоть&raquo;

Обещанием жить в исключительной эре&hellip;

Над Россией дымами горящая плоть

Но, во имя Христа, наша совесть чиста - я сгорел в &laquo;бэтээре&raquo;&nbsp;

Сгорел в Б. Т. Р. е

С названьем &laquo;память&raquo; ветерок

Как фильм покажет быстротечный

Друзей, чей вышел уже срок

Нет, не земной, а лишь сердечный

&nbsp;

Вот ты с букетом, я ж в руках

С безумно - импортной бутылкой

А под окном сгниет в кустах

Бочонок сломанной копилки

&nbsp;

И далее, застывший миг

Я не был никогда позером

Но именно тогда постиг

Картинки Бога &ndash; режиссера

&nbsp;

Гитара. Лиф. На постаменте

Сирень, цветущая в абсенте!

Сонет "Сирень"

Смятое осенью, серое небо

Шпиля, проткнул, силуэт

Пьяный флейтист, видно в поисках хлеба

Грустно звучит менуэт

&nbsp;

Чахлый октябрь выглядит скрягой

Лето, пытаясь постичь

Ветер соленый, мокрой дворнягой

Лижет&nbsp; петровский кирпич

&nbsp;

Вас уже нет, вы в другом полушарье

Как по живому - ланцет

Выбор убогий в ночи я решаю

Ручка, иль трубки фальцет

&nbsp;

Хватит, общенья к чему суррогаты

Стены, забор &ndash; не скрижаль

Выбор напитков, вот жаль, небогатый

Водка, да вечный &laquo;роял&raquo;

&nbsp;

Дождь за окном намывает печали

Тихо возводит в квадрат

Знаю, привыкну, так только в начале

Каждый, ведь, был мне собрат

&nbsp;

Смолкла гитара, высохли сети

Только костер не гасим

Это талант &ndash; жить в рассеянном свете

Мокрых, прокуренных зим&hellip;

Стихи. Кустов Сергей